14.06.05

Глава вторая

Двойники, параллельные образы и значение имен в романе В.Набокова «Лолита»

     Роман, принесший наибольшую известность Набокову, имеет длительную предысторию. «Его фабульный зародыш содержится в третьей главе «Дара» -- в прочувствованном рассказе Щеголева, пошловатого «вотчима» Зины Мерц»[1]. Год спустя после журнальной публикации «Дара» рассказ «бравурного пошляка» Щеголева оформился в заведомо непроходимую для целомудренной эмигрантской печати новеллу «Волшебник» (написана в Париже, в октябре—ноябре 1939 г.). В. Набоков вернулся к разработке прежнего замысла, уже будучи американским писателем. В 1946 году им был написан черновик первых 12 глав романа, получившего рабочее название «Королевство у моря». Вскоре работа над романом была отложена и возобновилась лишь в 1949 году. По признанию, сделанному В. Набоковым в послесловии к американскому изданию «Лолиты», «книга продвигалась медленно, со многими перебоями … Раза два я чуть было не сжег недописанного черновика, и помню, как я уже донес мою Жаниту Дарк (видимо, намек на Жанну Д. Арк, известную историческую личность, которую сожгли на костре) почти до вечерней тени мусоросжигалки, криво стоявшей на газоне двора, когда меня остановила мысль, что дух казненной книги будет блуждать по моим картотекам до конца моих дней. Гумберт Гумберт написал ее в два раза быстрее меня (своеобразное ограждение себя от своего героя). Я перебелил ее весною 1954 года в Итаке, жена перестукала ее на машинке в трех экземплярах, и я тотчас стал искать издателей»[2]. Поиски были долгими и трудными: в Америке книгу отказались печатать сразу несколько издателей, тогда он обратился за помощью к Дуси Эргаз, давней парижской знакомой, работавшей в парижском издательстве «Олимпия - пресс», которое специализировалось на выпуске англоязычной литературы, и которое возглавлял Морис Жиродиа. Книга вышла из печати осенью 1955 года во Франции. Сначала она не привлекла к себе особого внимания читателей и критиков – до тех пор, пока вокруг нее не разгорелся бурный скандал в английской прессе. Все началось с положительного отзыва Грэма Грина, известного английского писателя, который рекомендовал прочитать произведение английским читателям. По его рекомендации роман был прочитан журналистом Джоном Гордоном, который разнес «Лолиту» в пух и прах. Эта история вскоре достигла Англии и Америки и сделала книге Набокова такую рекламу, о которой писатель не мог и мечтать.

В Америке книга вышла в 1958 году в нью-йоркском издательстве «Дж. Патнэмз санз». Тираж был тут же раскуплен, за первые три недели было продано более 100000 экземпляров. Отзывы были в основном положительные.

В ноябре 1959 года «Лолита» вышла в Англии, и полемика вокруг нее разгорелась с новой силой. В большинстве своем английские критики с энтузиазмом восприняли «Лолиту», увидев в ней образец «в высшей степени живой, образной и прекрасной английской прозы»[3].

В 1967 году «Лолиту» опубликовало русское издательство «Ардис». Советская критика проигнорировала роман, зато эмигрантская живо откликнулась: отзывы были в основном положительные, исключение составила Зинаида Шаховская, которая считала, что это не самый лучший роман В. Набокова.

Сам же писатель считал своим самым  известным и читаемым художественным произведением именно «Лолиту». Об этом свидетельствует его интервью, данное «Парис ревью» в октябре 1967 года. На вопрос журналиста Герберта Голда: «Если бы у вас была возможность остаться в истории в качестве автора одной, и только одной книги, какую бы из них вы выбрали?», Набоков ответил: «Ту, которую я пишу, или, скорее, мечтаю написать. На самом же деле меня будут помнить благодаря «Лолите» и моему переводу «Евгения Онегина»»[4]. Этой фразой Набоков ушел от прямого ответа, намекнув, однако, на то, что «Лолита» это не предел его возможностей, и что лучшая его книга еще пишется. В 1967 году В. Набоков работал над «Адой».

После того как мы ознакомились с историей написания и публикаций романа, перейдем к собственно аналитической части главы.

В предыдущей главе мы проследили зарождение приема двойников и параллельных образов на примере «Машеньки». В «Лолите» как в более позднем произведении писателя эти приемы используются более активно и выполняют более глобальную художественную функцию, нежели в «Машеньке». В качестве цели исследования в данной работе мы поставили проблему развития личности Гумберта в связи с эволюцией его отношений с Лолитой. Именно такой подход позволяет выявить изучаемые структурные особенности.

Проблемой двойников в «Лолите» занимались многие интерпретаторы: среди них можно выделить таких видных ученых, как Б. Борухов[5], Н. Берберова[6], Н. Анастасьев[7], З. Шаховская[8]. Все они отмечали двойственную природу главного героя, а его двойником или второй стороной Гумберта называли Клэра Куильти. Но никто из приведенных авторов не исследовал проблему, обозначенную в данной главе.

Двойничество и параллельные образы, которые будут рассматриваться в данном исследовании - очень популярные приемы в романах с психологической направленностью. Эти приемы применяются для того, чтобы более полно и глубоко показать внутренние переживания персонажей, противоречивость их природы, чтобы получить связанное произведение, чтобы показать героев в развитии. Набоков не является первооткрывателем этих приемов, до него их использовали многие другие авторы, как русские, так и зарубежные. Среди них такие величины в мировой литературе, как Ф.М. Достоевский, Эдгар По, Гофман, Стивенсон и многие другие. Эти же приемы мастерски применил В.В. Набоков в своей «Лолите».

В книге В.В. Набокова «Лолита», у каждого героя, будь он главный или второстепенный, есть свой двойник. У этого дублера с его прототипом имеются схожие черты характера, манера одеваться и говорить, вкусы, черты сходства есть и в манере автора описывать этих героев. Он подбирает одни и те же ключевые слова для их описания, причем слова эти достаточно специфичны, впрочем, как и весь язык Набокова. Имеют место и перевоплощения героев из одного образа в другой. Наблюдаются, само собой разумеется, и герои-«одиночки», то есть такие, у которых нет прототипов. Это тоже значимый момент.

Наиболее интересными в плане проблемы дублирования, безусловно, являются центральные герои. Они показаны в динамике. Все второстепенные герои способствуют показу этого развития. Образ Лолиты являет собой синтез всех второстепенных героинь романа. Она включает в себя черты Аннабеллы (первой пассии Гумберта), Моники (юной проститутки), Валерии (первой жены Гумберта), Шарлотты Гейз (матери Лолиты), Риты (подружки Гумберта). Гумберт становится новым воплощением следующих персонажей: дяди Густава и Клэра Куильти.

Сначала Гумберт видит в Лолите только образ Аннабеллы, своей первой любви, которую он потерял, будучи еще мальчиком. Лолита того же возраста, что и Аннабелла - им обеим было по тринадцать лет. Для описания обеих девочек он подбирает одинаковые слова: «медового оттенка кожа», «тоненькие руки», «подстриженные русые волосы», «длинные ресницы», «большой яркий рот». Гумберт сам осознает, что он воскресил свою Аннабеллу в Лолите. Постепенно Лолита приобретает те черты, которых нет у Аннабеллы, но которые есть у других героинь данного повествования. Несмотря на это, в Лолите до последней встречи Гумберта с ней, просматриваются черты Аннабеллы. После того, как Гумберт увидел ее будущей мамой, Аннабелла полностью исчезает из описания Ло. После этой встречи Лолита перестает быть призраком детской любви Гумберта, а становится сама собой.

Второй по значимости параллелью является мать Лолиты, госпожа Гейз. Сначала Гейзиха вызывала у Гумберта отвращение, но постепенно это чувство сменяется чувством жалости и симпатии, так как Гумберт обнаруживает в своей жене черты своей маленькой Ло: «Ее улыбка, бывшая до тех пор столь искусственной, отныне сделалась сиянием совершенного обожания – сиянием, чего-то влажного и мягкого, в котором я с удивлением различал сходство с обаятельным, бессмысленным, потерянным взглядом Лолиты, упивающейся какой-нибудь смесью сиропов в молочном баре или безмолвно любующейся моими дорогими, всегда отлично выглаженными вещами. Я, как зачарованный, наблюдал за лицом Шарлотты, когда она, делясь родительскими треволнениями с другой дамой, делала американскую гримасу женской резигнации (с закатыванием глаз и свисанием одной стороны рта), более детский вариант, которой я видел, бывало, на лице Лолиты…»[9] и т.д. Это был пример того, как Гумберт видел в Шарлотте Лолиту. Теперь посмотрим, как он видел в Лолите Шарлотту. Шарлотту в своей драгоценной Лолите Гумберт увидел, когда Лолита была уже замужем: «Она закурила… Плавно, в синеватой дымке, Шарлотта Гейз встала из гроба. Она направила в камин стрелу папиросы, быстро постукивая по ней указательным пальцем, совершенно как это делала ее мать, и, совершенно также, Боже мой, ногтем соскребая частичку папиросной бумаги с нижней губы»[10]. То, что отталкивало его от Шарлотты, отнюдь не вызывает у него неприязни по отношению к Лолите. Он теперь любит в ней не ребенка, а человека – самого дорого человека в своей жизни.

Во всех женских образах в книге присутствует призрак женщины-ребенка или «нимфетки». В Валерии Гумберта привлекло то, что он сам назвал «имперсонация маленькой девочки»[11]. Вот ее описание: «Она казалась какой-то пушистой и резвой, одевалась в la gamine, щедро показывала гладкие ноги, умела подчеркнуть белизну подъема ступни черным бархатом туфельки, и надувала губки, и переливалась ямочками, и кружилась в тирольской юбке, и встряхивала короткими белокурыми волосами самым что ни на есть трафаретным образом»[12]. Нельзя не отметить, что «визитной карточкой» В.В. Набокова являются его подробные, красочные описания. Интересно, что он увидел в Валерии то, что видел в Лолите. Эпитеты «резвая и пушистая» принадлежат Ло. Особенно часто встречается признак «пушистая», например: «персиковый пушок вдоль выгнутого позвоночника», «белесый пушок на ее коричневых членах», «пух на толстеньком холмике», «обаятельные лопатки с этим абрикосовым пушком на них», «моя пушистенькая Лолиточка» и другие. После того, как Гумберт разочаровался в Валерии, он видит ее по-другому. Теперь ее образ сродни образу Шарлотты Гейз. Он видит, что у обеих окрашенные волосы, обе они «дебелые» и «грудастые», и даже примерно одного возраста.

Образ Моники также привлек его своим сходством с нимфетками. Он увидел в ней то, что получается «из этих обаятельных, сумасводящих нимфеток»[13]. Он видит в ней то, что было у Анабеллы, а потом и у Лолиты. Это были «серые глаза», «бедра у нее были не шире, чем у присевшего на корточки мальчика»[14], все это будет и у Лолиты. Но Моника образует параллель с еще одной героиней - с Ритой. Они обе «брюнетки», «очень бледные», «очень тоненькие» и обе они как бы случайные знакомые. Но Рита - это единственная из взрослых женщин, о которой Гумберт говорит с теплотой и лаской, и она единственная из тех, кого он называл уменьшительно-ласкательными именами без иронии. Так он называет только свою Лолиту. Его чувство к Рите напоминает какое-то подобие любви. Эти два фактора объединяют Лолиту и Риту.

Вся эта цепочка образов косвенно подсказывает, как меняется Лолита в течение повествования, как она взрослеет. Также отсюда видно, как меняется восприятие Гумберта, как он пересматривает свое отношение к Лолите и к другим женщинам. Всю жизнь Гумберт искал «ребенка-демона, Enfant charmante et fourbe[1] – глаза с поволокой, яркие губы»[15]. И пытался под этот образ подогнать всех своих подружек. То же самое мы наблюдали в «Машеньке», где Ганин искал в женщинах то, что было у его Машеньки. Но в отличие от Ганина Гумберт смог найти воплощение своего идеала в Лолите, а потом, когда она стала взрослой, отказаться от него, и полюбить живую беременную женщину.

Теперь посмотрим, как прием двойничества работает в связи с Гумбертом. Как уже было сказано, Гумберт включает в себя образы двух персонажей – это Клэр Куильти и дядюшка Густав. Но, в отличие от случая с Лолитой, эти три героя неразрывно связаны - они как бы одно целое. Все они - и Клэр Куильти, и дядюшка Густав - это сам Гумберт. Они как бы его совесть, он замечает за ними то, что не видит в себе. Он ненавидит Клэра Куильти, но он ненавидит не самого Клэра Куильти - он ненавидит самого себя. Клэр Куильти - это тень самого Гумберта, недаром он связал Клэра Куильти сходством со своим дядей: «Но что за тошную зависть испытал бы вон тот мордастый развратник, кто бы он ни был (а смахивал он, между прочим, на моего швейцарского дядю Густава, тоже очень любившего le decouvert)». Сходство Гумберта и Куильти поразительно. Они оба мужчины зрелого возраста, они оба творческие натуры, оба считаются красивыми мужчинами, оба любят удобства и маленьких девочек, даже начальные буквы их имен по сути являются парными по глухости-звонкости Г.Г. – К.К. (об этом можно с уверенностью заявлять, так как русский перевод «Лолиты» был сделан самим В. Набоковым). Даже в воображении Лолиты они похожи: у обоих «широкие плечи, мускулистая кисть руки, глубокий голос». Она считает, что Гумберт похож на Клэра Куильти, это видно из аргумента, который Гумберт приводит в свою пользу: «Кроме того, я, говорят, похож на какого-то не то актера, не то гугнивца с гитарой, которым бредит Ло»[16]. Но как потом выясняется, Лолита бредила вовсе не «гугнивцем», и не «актером», а сценаристом, которым и был Куильти. Клэр Куильти выступает, как порочная тень Гумберта. Он содержит в себе то, что Гумберт хочет убрать у себя. Как он ненавидит свой порок, так он ненавидит и Куильти. И эта ненависть, как и его извращенные вкусы, пропадают только со смертью его двойника. Причем стремление убить Куильти у Гумберта возникло раньше, чем он познакомился с ним. Гумберт заранее знал, как он будет убивать Куильти. Это подтверждается сном, который снился Гумберту на протяжении долгих лет. «Иногда я во сне покушаюсь на убийство. Но знаете, что случается? Держу, например, пистолет. Целюсь, например, в спокойного врага, проявляющего безучастный интерес к моим действиям. О да, я исправно нажимаю на собачку, но одна пуля за другой вяло выкатывается на пол из придурковатого дула. В этих моих снах у меня лишь одно желание - скрыть провал от врага, который, однако, медленно начинает сердиться»[17]. Похожая ситуация есть у Ф.М. Достоевского в романе «Преступление и Наказание», когда Раскольников в бреду пытается убить старуху-процентщицу. Гумберт Гумберт не может убить противника во сне потому, что сам еще не готов избавиться от своего извращенного порока, но когда герой излечивается от него, он убивает своего двойника.

Причем желание уничтожить в себе этот недостаток приходит к нему в связи с взрослением Лолиты, с пониманием того, что он любит в ней человека, а не нимфетку. На протяжении своего знакомства с Ло он все время думает, что он будет делать с ней, когда она вырастет. Благодаря ей он находит в себе силы бороться со своей сущностью.

Следя за развитием образа Лолиты, мы видим, как меняется Гумберт. Это происходит оттого, что она предстает перед нами в рассказах Гумберта о ней, она видна сквозь призму его восприятия. Поэтому так хорошо вырисовывается сам Гумберт во время своей исповеди об их совместной жизни. Гумберт остановился в своем половом и психическом развитии в тринадцать лет, когда умерла Аннабелла, и он находился в этом замороженном состоянии в течение многих лет, пока не встретился с Лолитой. Он продолжает свое развитие уже с ней и добирается до стадии взрослого мужчины, отсюда его перемена по отношению ко многим другим женщинам. Особенно это хорошо видно на примере Риты, к которой он относится со всей симпатией, при этом не считая ее отцветшей старухой, хотя «она была вдвое старше Лолиты и на десять лет моложе меня».

В данном отрывке были рассмотрены некоторые аспекты характеросложения в романе Набокова «Лолита», было показано, как меняются герои и их мироощущение в процессе общения друг с другом. Данная проблема рассматривалась в связи с линией главных героев – Гумберта и Лолиты. Особенности образа Лолиты были выявлены при помощи анализа образов второстепенных персонажей и самого Гумберта, а особенности характера Гумберта – при помощи изучения образа Лолиты и ее параллельных образов.

         Теперь обратимся к художественному пространству романа и его повествовательной структуре. «Лолита» написана как бы самим героем романа, отсюда специфика пространства произведения. Произведение пишется в камере заключения – это первый план, события, описываемые и анализируемые в «повести» – это второй план, дневниковые записи, вставленные в повествование – третий, также можно выделить и четвертый план, это предисловие романа. Таким образом, в «Лолите» можно выделить четыре плана содержания. Надо сказать, что первого мира мы не видим, мы только о нем догадываемся, никаких описаний места, где сейчас находится герой, в романе нет, в то время как в «Машеньке» мир, в котором сейчас живет герой, хорошо описан и дан первым планом. Но дело здесь еще и в том, что Ганин был как бы потенциальным писателем, и поэтому его воспоминания описываются от третьего лица, а Гумберт пишет сам и поэтому повествование идет от первого лица, тем более, что роман написан в виде исповеди. Изначально Набоков даже хотел его назвать «Лолита, Исповедь Светлокожего Вдовца», поэтому первый план не столь важен для писателя, как в «Машеньке», где идет тема воспоминаний, которая служит отдушиной для героя, и где важно было показать несимпатичноть реального мира. Здесь же персонаж раскаивается в совершенном, и воспоминания для него мука.

Второй план -- это, собственно говоря, сама исповедь, то есть оценка и анализ того, что было с героем в жизни. Эта часть дана наиболее подробно и выписана с особой тщательностью. Причем пространство, охватываемое здесь, огромно, это и Европа, где родился и вырос герой (Франция, Италия, Англия), и Соединенные Штаты Америки, по которым активно путешествовал Гумберт сначала с Лолитой, потом без нее. События, изложенные в данной части, касаются абсолютно всей жизни героя, начиная с рождения и до последних строчек написанной им повести.

Третий план – это дневниковые записи, которые затрагивают маленький отрезок времени, а именно июнь 1947 года. Здесь Гумберт просто описывает свои наблюдения за Лолитой и свои ощущения, не подвергая их никакому анализу. Дневниковые записи, по сути, это первое знакомство читателя с героиней, это первые впечатления Г.Г., в которых видно зарождение ненормальной страсти взрослого мужчины к ребенку.

Четвертый план – это предисловие, написанное Джоном Рэем по просьбе своего родственника Клэренса Кларка (имя которого очень похоже на Клэра Куильти, что наводит на определенного рода мысли, о том, что может быть у Гумберта был еще один двойник, который остался жив), который был защитником Гумберта Гумберта на суде, а после его смерти стал распорядителем исповеди. Здесь нам рассказывается о том, как в итоге закончилась эта история. Гумберт Гумберт умер в тюрьме, не дождавшись суда, от закупорки сердечной аорты, а Лолита умерла от родов, разродившись мертвой девочкой. Таким образом, мы видим закономерный конец этой истории, когда все участники этого кошмара умирают, а вместе с ними заканчивается и эта история. Предисловие является еще и предупреждением тем читателям, которые ждут от романа обыкновенного «чтива», так как роман, по мнению Джона Рэя, «предупреждает об опасных уклонах, указывает на возможные бедствия. «Лолита» должна бы заставить всех нас – родителей, социальных работников, педагогов – с вящей бдительностью и проницательностью предаться делу воспитания более здорового поколения в более надежном мире»[18].

Все эти четыре плана тесно переплетены между собой и образуют единое целое. Благодаря первому мы понимаем, почему Гумберт Гумберт начал писать свою исповедь, второй план раскрывает нам ужасы того преступления, которое совершил герой, третий помогает понять, как зародилась эта страсть, лишившая Лолиту детства, четвертый показывает нам итог этой пагубной страсти -- отсутствие какой-либо надежды на счастливое будущее для героев, впереди у них только смерть.

Надо отметить, что первые три плана даются в одной повествовательной манере, так как пишет их один человек, пишет он от первого лица. Рассказчик постоянно обращается к мнимым присяжным, судьям, к читателям, просто к каким-то людям, к Лолите, к другим персонажам. По жанру это действительно исповедь. Четвертый план сильно отличается от трех предыдущих, во-первых, там другой рассказчик, во-вторых, жанр повествования совсем другой, это скорее развернутая рецензия с элементами повествования, где дается оценка всему произведению и его месту в общественной жизни. В-третьих, тон предисловия спокойный, без эмоций и восклицаний, что опять-таки диктуется его жанровыми особенностями. Сам рассказчик называет себя «комментатором», сразу расставляя правильные акценты, тем самым намекая на непредвзятость ко всей исповеди в целом. Таким образом, в романе даются два взгляда на происходящие события: со стороны Гумберта, и со стороны постороннего наблюдателя, что позволяет читателю всесторонне оценить произведение.

Теперь обратимся непосредственно к героям романа. Перед нами опять роман, в заглавии которого находится имя героини, но в отличие от «Машеньки», Лолита является действующим лицом в произведении, хотя и дается через восприятие Гумберта Гумберта. Это вполне реальная девочка, а не какой-то идеал, у нее есть достоинства и недостатки. В романе явно вырисовывается ее личность. В общем, это роман о Нимфетке и ее обожателе, а не только о Гумберте, как это было в «Машеньке», где главным героем являлся только Ганин, а все остальные персонажи были даны фоном. Но более сильные позиции занимает все же повествователь, которым является Г.Г., так как Лолита дается с его подачи, с его точки зрения.

Как и Ганин, Гумберт одинок, рядом с ним никого нет, все, что у него есть, это воспоминания и раскаяние о содеянном. Только в отличие от Ганина, который стоит на пороге новой жизни, герой «Лолиты» исповедуется перед смертью, т.к. жизнь его закончена, впереди ничего нет. И тот и другой прощаются с миром воспоминаний, но с разными целями: Ганин для вступления в новый мир, а Гумберт, чтобы очиститься перед своей совестью.

 Гумберт Гумберт -- очень противоречивая личность. Он весь во власти своей страсти, он упорно идет к ее достижению, его ничто не может остановить: ни законы, ни предательство по отношению к в общем-то симпатичным ему людям. Он готов идти по трупам, чтобы осуществить свою мечту. Он ненормален в достижении цели. С тринадцати лет им овладело желание обладать девочкой-подростком и с тринадцати лет он начинает заниматься поисками своей нимфетки. Когда же он ее находит, то не останавливается перед тем фактом, что она не одна. Он женится на ее матери, чтобы стать ближе к дочери. Ему приходится себя постоянно контролировать, чтобы не выдать своей любви к Лолите. Это стоит ему огромных усилий воли. Он подчиняет себе маленькую Ло, которая его ненавидит, но в итоге Лолита выходит из-под его влияния, когда убегает с Куильти, и Гумберту уже больше не восстановить своих прав, своей власти. Его власть над ней держится на лжи, на шантаже. Он не является для нее образцом, авторитетом, идолом. Но Лолита сама очень сильная, она сама держит Гумберта в подчинении, он исполняет ее малейшие прихоти. Но в общем-то, они стоят друг друга, и методы управления другим человеком у них одинаковые. Гумберт чаще идет на уступки, чем его возлюбленная, но это и логично: ведь из них двоих только Гумберт любит, а Лолита либо позволяет эту любовь, либо нет. Сила Гумберта видна и тогда, когда он отправляется на поиски беглецов. Он неутомимо разыскивает их, идет по их следу. Он продолжал бы свои поиски вечно, если бы Лолита ему не написала.

Гумберт выписан не только с отрицательной стороны, поэтому он иногда может вызывать у читателя сочувствие и жалость. Например, в конце романа, когда во имя счастья Лолиты, он, жертвуя своими интересами, своей любовью, не рассказывает ничего ее мужу и помогает им деньгами.

         Он убивает человека, который ему мешал, который обидел его Ло. Со смертью Куильти умирает и страсть Гумберта к нимфткам и остается любовь к единственной женщине, воплощению всех его помыслов.

         Можно сказать, что Гумберт Гумберт продолжает цепочку пародий на романтических героев у Набокова. Вот его описание, которое он видит как бы в виртуальной ретроспективе: «Я следил за собственным обликом, который крался, а не просто проходил, перед воспаленным оком моего воображения. Я следил, как д-р Гумберт, "красивый брюнет" бульварных романов, с примесью, может быть, кельтской крови в жилах, принадлежащий, вероятно, к консервативной, если не консервативнейшей, церкви, выходит проводить дочь в школу. Я наблюдал, как он приветствует медленной улыбкой и приятным движением бровей (черных и густых, как у мужчин на рекламах) добрую госпожу Гулиган… Глазами западного соседа, бывшего палача или автора религиозных брошюр - кому какое дело? – я видел в откровенное окно его кабинета нашего героя (как его бишь? кажется, француз или швейцарец), размышляющего перед пишущей машинкой (довольно изможденный профиль, почти гитлеровская прядь на бледном лбу). По праздникам можно было видеть профессора Г. Г. в хорошо сшитом пальто и коричневых перчатках, шествующего к Вальтону … Мы теперь видим его в будний день, около часу дня, важно приветствующего стоокую восточную соседку; осторожно маневрируя, он выводит автомобиль из гаража мимо проклятых можжевеловых кустов и съезжает на скользкую дорогу. Подняв холодный взгляд от книги, смотрю на стенные часы в перегретой университетской библиотеке, среди глыбоподобных молодых женщин, застигнутых и превращенных в камень переизбытком человеческого знания. Шагаю по газону колледжа вместе со служителем культа Риггером… Медленно толкаем металлическую колясочку с накопляющимися продуктами через лабиринт супермаркета, позади профессора В., такого же медленно двигающегося, безобидного вдовца, с глазами козла. Расчищаю лопатой оснеженный въезд: пиджак скинут, роскошный черно-белый шарф обмотан вокруг шеи. Следом иду, без видимых признаков плотоядного нетерпения (даже заставляю себя вытереть ноги о мат) за дочкой-гимназисткой, входящей в дом. За обедом с Долли в городском ресторане: мы заметили, что мистер Эдгар Г. Гумберт ел свой бифштекс европейским способом - не покладая ножа.…В красочной пижаме спускаю рывками штору в Доллиной спальне. В субботу утром…он впускает в дом до странности наблюдательную ее подругу: "Впервые вижу, сэр, мужчину в шелковой домашней куртке - кроме, конечно, как в кинодрамах"»[19].

По описанию он очень похож на героя псевдоромантического романа, правда довольно иронично вырисованного, да и сам Набоков всячески подчеркивает это. Его внешность актера из кинодрам, поставленных по «бульварным романам» с намеком на злодея (об этом нам может намекнуть гитлеровская прядь), его одежда, манеры и даже намек на Эдгара По, позволяют нам предположить это. В произведении прослеживается романтическая традиция романа с мотивом путешествия. А герой, одержимый страстью, хочет во что бы то ни стало осуществить свои желания, причем не вполне нормальные. Его страсть к нимфеткам чужда окружающему его обществу, он изгой в цивилизованном мире. Что касается самой Лолиты, то в ней также можно отметить черты романтической героини, так как сам Гумберт, расшифровывая название нимфетки, наталкивает на эту мысль: «В возрастных пределах между девятью и четырнадцатью годами встречаются девочки, которые для некоторых очарованных странников, вдвое или во много раз старше них, обнаруживают истинную свою сущность -  сущность не человеческую, а нимфическую (т.е. демонскую); и этих маленьких избранниц я предлагаю именовать так: нимфетки»[20]. Хотя по описанию данному Гумбертом Лолите не скажешь, что она отличается чем-то от обычных девочек ее возраста и воспитания. Даже ее мать Шарлота Гейз отмечала посредственность дочери: «Единственное о чем Ло мечтает - это дрыгать под джазовую музыку или гарцевать в спортивных шествиях, высоко поднимая колени и жонглируя палочкой. Отметки она получает плохие»[21]. Зато Гумберт в этом обычном американизированном ребенке видел что-то особенное «Меня сводит с ума двойственная природа моей нимфетки - всякой, быть может, нимфетки: эта смесь в Лолите нежной мечтательной детскости и какой-то жутковатой вульгарности, свойственной курносой смазливости журнальных картинок и напоминающей мне мутно-розовых несовершеннолетних горничных у нас в Европе (пахнущих крошеной ромашкой и потом), да тех очень молоденьких блудниц, которых переодевают детьми в провинциальных домах терпимости. Но в придачу - в придачу к этому мне чуется неизъяснимая, непорочная нежность, проступающая сквозь мускус и мерзость, сквозь смрад и смерть»[22]. Надо отметить, что по всему роману идут отсылки к мифологии, которая растворена в тексте, это очень хорошо видно из описания Гумберта, которое было дано выше. Это и присутствующие там «стоокая восточная соседка», и «западный сосед», и «превращенные в камень от переизбытка человеческих знаний молодые женщины». Моментов, отсылающих нас к мифологии в тексте очень много. Также нельзя не отметить постоянную язвительную иронию, которой пропитано все произведение

По сравнению с «Машенькой» в «Лолите» автор более активно использует говорящие имена. В своем интервью, данном журналу «Плейбой» в январе 1964 года, В. Набоков говорит о принципе подбора имен главных персонажей своего романа: «Для моей нимфетки нужно было уменьшительное имя с лирическим мелодичным звучанием . «Л» -- одна из самых ясных и ярких букв. Суффикс -ита- содержит в себе много латинской мягкости, и это мне тоже понадобилось… Учел я и приветливое журчание похожего на родник имени, от которого оно и произошло: я имею в виду розы и слезы в имени «Долорес»… «Долорес» дало ей еще одно простое и более привычное детское уменьшительное имя «Долли», которое хорошо сочетается с фамилией Гейз, в которой ирландские туманы соединяются с маленьким немецким братцем – кроликом – я имею в виду немецкого зайчика (haze – туман (англ.), hase – заяц (нем.))… . Удвоенное грохотание кажется мне очень противным, очень зловещим. Ненавистное имя для ненавистного человека. Но это еще и королевское имя, а мне нужна была царственная вибрация для Гумберта Свирепого и Гумберта Скромного. Она также годится для игры слов. И отвратительное уменьшительное «Хам» соответствует – социально и эмоционально – «Ло», как называет ее мать»[23].

Мы попробуем сделать свой дополнительный анализ имен использованных в романе, так как В. Набоков не мог подробно и полно осветить каждое имя в интервью, а может и не хотел раскрывать истинный их смысл, чтобы поиграть с читателем. Имя главного героя Гумберт Гумберт или Хамберт Хамберт, возможно, содержит в себе корень homo – человек, также явно идет обыгрывание слова hum, которое переводится как– жужжать, мурлыкать, мямлить, колебаться, «развивать бурную деятельность» (производное от жужжать). Наиболее соответствует слово мурлыкать, так как герой сам иногда себя называет Гумберт-мурлыка, еще можно добавить и то, что humbug переводится как обманщик. Таким образом, можно сделать предположение, что автор хотел зашифровать под именем Гумберта, абстрактный образ человека, соблазнителя и обманщика, изначально не вкладывая ничего позитивного в это имя. Двойное имя Гумберта, возможно, говорит о двойственности его натуры и намекает на темную сторону души, на двойника – Клэра Куильти. Уменьшительное имя Хам, возможно, имеет под собой библейские корни. В библии Хам – один из сыновей Ноя, который посмеялся над наготой своего опьяневшего отца. С тех пор по велению Бога пошло плодиться хамское племя. Это имя стало нарицательным. «Хам – (презрительное, бранное) – грубый, наглый человек, готовый на всякую низость»[24].

         Что касается Лолиты, то здесь тоже можно увидеть скрытый смысл. Лолита от Лилит – первая женщина-демоница на земле, «созданная вредить роженицам и убивать детей»[25] (ее мать Шарлотта – Л-о-т-т-а -- Лолита). О том, что такая версия закономерна, говорят строчки: «Гумберт был вполне способен иметь сношения с Евой, но Лилит была той, о ком он мечтал»[26]. Это соответствует смысловой задумке, так как Гумберту нравились дети, а не взрослые девушки, способные к деторождению. Зрелые женщины, по его логике соответствующие Еве, не привлекали Гумберта. Также, если учитывать восточные корни этого имени, то на тюркских языках слово лола' означает тюльпан; если учитывать ее полное имя Долорес и сокращенное Долли, то видно происхождение этого слова, т.к. dolly в переводе с английского означает куколка от англ. doll – кукла. В переводе с испанского имя Долорес означает Скорбящая Богоматерь Таким образом, Лолита получается первой женщиной для Гумберта, в смысле значимости, в то же время это и цветок царственного происхождения, очень нежный и капризный, в то же время очень несчастный, так как над ним имеют власть, это еще и куколка, то есть что-то не вполне оформившееся, как куколка бабочки.

         Теперь то, что касается фамилии Гейз, которую носят Лолита и ее мать. В основном по фамилии в романе называют Шарлотту. Гумберт называет ее Гейзихой. В переводе с английского gaze означает внимательный взгляд, что вполне соответствует роли Шарлотты, как матери, которая должна следить за своим ребенком; отсюда такое неприятие Гумбертом ее персоны, и пренебрижительное чувство, которое сквозит в его отношении к ней. Но ту же фамилию носит и Лолита, и как нам подсказывает В. Набоков, фамилия ее означает «туманный зайчик». Для Гумберта Лолита всегда была загадкой, которую он так и не смог разрешить, отсюда видимо туман, присутствующий в определении зайчика. А что касается самого кролика, то, возможно, это чисто ассоциативные связи с резвостью ребенка и некоторой пушистостью, которая постоянно присутствует в описании Лолиты.

         Таким образом, подытоживая фрагмент, связанный с поэтикой имен в «Лолите», можно с уверенностью заявить, что автор вполне осознанно подбирает имена своим персонажам. Наша точка зрения не совсем совпадает с тем, как В.В. Набоков прокомментировал эти имена в своем интервью. Мы думаем, что это часто связано с тем, что автор любил вводить своих читателей в заблуждение. Что касается «зайчика», то, возможно, он решил немного польстить журналу «Плейбой», которому он давал интервью, намекнув тем самым на логотип их издания. Таким образом, мы можем увидеть, что заданная в «Машеньке» манера давать именам героев какой-то изначальный смысл, в «Лолите» приобретает более глобальный характер.

         Итак, проанализировав некоторые аспекты образного строя «Лолиты», мы можем утверждать, что здесь наметились сдвиги в творческой манере В. Набокова. Повествование ведется от лица самого героя, который является творцом текста, героиня получает больше свободы, в ее описании больше конкретики, мало того, в формировании ее портрета принимает участие Шарлотта, мнение которой противоречит авторскому (в данном случае Гумберта), но которое он приводит, отсюда изображение Лолиты дано более объективно, здесь виден даже ее характер, в отличие от «Машеньки», где образ героини идеализирован, а характера совсем не видно. Заглавие, в котором звучит имя героини, подразумевает конкретную девочку-подростка, о которой идет речь в романе. Хотя этим его функция не ограничивается, потому что оно несет в себе более глубокий смысл, так как под Лолитой подразумевается целая проблема, связанная с манией Гумберта, которому нравятся маленькие девочки, а Лолита это воплощение его желаний: «Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя»[27]. Система двойников и параллельных образов становится более разветвленной и явственной, служит раскрытию характеров персонажей. Здесь нет Многомирия в том понимании, которое мы видели в «Машеньке», где есть мир реальный – выписанный подробно с деталями, и мир воспоминаний, даваемый на фоне первого. В «Лолите» в основном дан второй мир (мир воспоминаний), в который вписан реальный элемент той – прошлой жизни, в виде дневниковых записей, и буквально в нескольких строчках упоминается реальная действительность. Также повествование усложняется предисловием, которое пишет другой персонаж. Таким образом, роман содержит несколько пластов содержания и повествования, которые помогают читателю лучше понять замысел автора. Надо отметить, что В.В. Набоков начинает более активно использовать говорящие имена, наполняя их большей смысловой нагрузкой. Таким образом, можно с уверенностью отметить, что по стилю написания «Лолита» является более сложной, чем «Машенька».

Примечания